«Наш первый Кубок Стэнли начался с ужина в русском ресторане». Интервью Стива Айзермана
Игорь
РАБИНЕР
Вторая часть эксклюзивного интервью генменеджера "Тампы" и легенды "Ред Уингз" обозревателю "СЭ" Игорю РАБИНЕРУ – о великих временах команды из Детройта. Первая часть интервью — здесь.
11 апреля в Детройте в зале на две тысячи человек состоялась премьера фильма "Русская пятерка" о пяти наших выдающихся хоккеистах, в середине 90-х собранных Скотти Боумэном в одном звене "Ред Уингз". Немного ранее на английском вышла одноименная книга журналиста Кита Гейва, которая уже переведена на русский и в ближайшее время появится в российских книжных магазинах.
Капитаном и главной легендой того "Детройта" был Стив Айзерман, отыгравший всю карьеру в "Красных Крыльях". Обозреватель "СЭ" встретился с ним еще в январе в генменеджерском кабинете на Amalie Arena в Тампе, и первая часть той беседы, в основном посвященная Никите Кучерову, другим россиянам из "Лайтнинг" и олимпийскому опыту Айзермана, вышла в свет вскоре после Матча звезд НХЛ. На очереди – вторая часть, в которой Айзерман рассказывает о Русской пятерке, ее вкладе в триумф той команды-династии, реакции команды на автокатастрофу, в которой разбились защитник Владимир Константинов и массажист Сергей Мнацаканов, а также начале карьеры в НХЛ Павла Дацюка.
Стив АЙЗЕРМАН (слева) и Игорь РАБИНЕР. Фото "СЭ"
БОУМЭН – ВЕЛИКИЙ, ПОТОМУ ЧТО НЕ БОЯЛСЯ ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАТЬ
– Каково ваше видение роли Русской пятерки в истории НХЛ? – спрашиваю Айзермана.
– Что делало Скотти Боумэна таким успешным тренером на протяжении столь длительного периода времени? – великий капитан "Ред Уингз" начинает ответ с риторического вопроса. – В разных клубах, с разными стилями и игроками? Он не боялся что-то пробовать. Он смотрел море самого различного хоккея и все время хотел чего-то нового. Не получится? Не страшно, ведь эксперимент всегда можно свернуть. Но у Русской пятерки сразу стало получаться, и мы поняли, что в этом есть смысл.
Боумэн придерживался определенного стиля – и все русские под него подходили. Не надо упрощать и думать, что все у него было направлено на атаку. Может, у Русской пятерки так хорошо пошло еще и потому, что каждый из них здорово действовал и в обороне, и они не проваливались сзади.
– На ваш взгляд, игра Русской пятерки повлияла на всю НХЛ? По крайней мере, Брендан Шэнахэн мне сказал, что в какой-то момент вся лига стремилась копировать то, что делали в "Детройте" русские.
– Мне не кажется, что в лиге было так уж много команд, которые пробовали пятерых русских вместе.
– Да ни одной больше не было.
– Но все ощущали, как трудно против них играть. Никогда не забуду пять голов Федорова в ворота "Вашингтона". И матч в Монреале, где мы забили 11 голов (после поражения со счетом 1:11 и замены лишь после девятой шайбы Патрик Руа потребовал обмена и через несколько дней перешел в "Колорадо". – Прим. И.Р.), четыре из которых оказались на счету Козлова, а еще по одной – у Ларионова с Федоровым.
А знаете когда все поняли, что лига с ними стала другой? Когда в конце 2000-х открылась КХЛ, многие русские уехали домой, и вдруг в НХЛ оказалось не так много хоккеистов из вашей страны. Это ударило по российскому влиянию на лигу.
Прекрасно помню ваши великие команды, которые приезжали в Северную Америку на суперсерии в 70-е и 80-е годы. Хоть тогда у советских хоккеистов и не было возможности играть в НХЛ, одни только их приезды и встречи с нами оказывали на лигу огромное воздействие. А когда не только русские, но и другие европейцы массово поехали за океан, стиль игры на двух континентах стал очень похожим. Мы взяли все лучшее из европейского хоккея, а Европа, возможно, – какие-то сильные стороны у нас. В результате НХЛ и хоккей как таковой стали намного лучше, чем раньше.
НА ТРЕНИРОВКАХ У РУССКОЙ ПЯТЕРКИ НЕВОЗМОЖНО БЫЛО ОТОБРАТЬ ШАЙБУ
– Решение руководства "Детройта" и Боумэна обменять 29-летнего снайпера Рэя Шеппарда на 34-летнего Игоря Ларионова многим поначалу показалось крайне спорным. А как на него отреагировали вы как капитан "Ред Уингз"?
– Когда-то я немного играл против Игоря в матчах сборных Канады и СССР, а затем – в матчах "Детройта" с "Ванкувером" и "Сан-Хосе". Мы не были знакомы лично, но игра в плей-офф против "Шаркс" в сезоне-93/94 меня сильно впечатлила. "Ред Уингз" закончили ту регулярку первыми на "Западе", "Акулы" – восьмыми, но их звено с Макаровым и Гарпенловом, а также с Ирбе в воротах нас фактически и обыграло. Поэтому, когда трейд состоялся, я подумал: "Это интересно".
Тогда я не знал, чего ожидать. Но когда Игорь появился в раздевалке… Вы знаете его. Он настолько впечатляющая личность и интересный человек, что с ним невозможно не найти общий язык. Он моментально влился в наш коллектив, и вдвойне потрясающе, что сразу почувствовал нашу игру.
За годы в "Ред Уингз" я нередко выходил на краю, а в центре был Ларионов. Получал от игры с ним огромное удовольствие, потому что он позволял шайбе делать всю работу за нас. Твоим делом было только найти открытый лед. В ту же секунду ты получал от Игоря удобнейший пас. Как только Игорь появился, Скотти решил объединить всех русских в одном звене. Слава ведь пришел в "Детройт" тогда же?
– На несколько месяцев раньше. Перед дедлайном предыдущего сезона.
– Да. Видите, уже не всю хронологию событий помню точно, но то, что оба российских ветерана влились в модель игры "Детройта" идеально – однозначно. А уж тренировки против Русской пятерки – это было нечто.
– И что же?
– У них невозможно было отобрать шайбу! Русские контролировали ее безостановочно. Никогда не вбрасывали в зону на авось, а если видели, что атака с ходу не получается, отдавали пас назад и начинали все по новой. А мы тем временем осознавали, с чем приходится сталкиваться нашим соперникам. Мы пытались оказывать на них давление, прессинговали – и тут вдруг происходило что-то, после чего Фетисов или Константинов, а то и они оба, выскакивали навстречу с вратарем! Как? У них срабатывали инстинкты, позволявшие устраивать такие комбинации.
Русская пятерка со своим уникальным стилем вносила какое-то совсем другое измерение в нашу команду. И они все были шикарными парнями. Во многом благодаря им у "Детройта" было столько достижений.
КОГДА РУССКИЕ ЗЛИЛИСЬ ДРУГ НА ДРУГА, ТО СПОРИЛИ НА СВОЕМ ЯЗЫКЕ
– Боумэн поставил всех русских вместе сразу после того, как выменял в "Сан-Хосе" Ларионова. Это произошло в Калгари, вы выиграли – 3:0, и Русская пятерка забросила две шайбы. Вы, североамериканцы, обсуждали это между собой?
– У Скотти был такой авторитет, что его решения не обсуждались. И только он мог определять, кто и с кем будет играть. Все пятеро, как по мне, исповедовали традиционный российский стиль, и поэтому поставить их вместе было естественным решением.
– Говорили ли русские между собой в раздевалке на своем языке? И как вы, будучи капитаном, поддерживали в команде баланс между ними и местными?
– Они говорили и по-английски, и по-русски – это не имело никакого значения. Ограничений не было. Когда они злились друг на друга, то спорили и кричали на русском. Но наша команда была сильна тем, что в ней собрались игроки от 20 до 40 лет из всех возможных стран. Англоязычные канадцы, франкоканадцы, американцы, шведы, чехи – и, конечно, русские. Но как только все мы выходили на лед, это не имело вообще никакого значения.
Считаю, что главная заслуга в этом принадлежит Скотти Боумэну. Он внушил всем и каждому, что как только мы оказываемся на льду, мы – "Детройт Ред Уингз". Вот наш игровой план и вот мы – одна команда. Никого не волновало, кто в раздевалке говорит по-шведски, а кто – по-русски. После тренировок все хоккеисты разъезжались к своим семьям, но внутри катка все было посвящено команде.
– Это очень важно, поскольку иной раз, когда в команде слишком много игроков из одной страны, они превращаются в неуправляемую банду.
– Тут все зависит от правильного отношения к команде и к делу. В нашей с этим не было никаких проблем. Приезжай вовремя на тренировку, работай как следует, получай удовольствие, будь хорошим парнем – и больше от тебя ничего не надо. А за пределами льда делай все, что хочешь и будь таким, как хочешь.
– Знаете ли вы, что, когда ваш нынешний игрок Никита Кучеров рос в Москве, на стене в его комнате висели постеры и Русской пятерки, и всего "Детройта" во главе с вами?
– Да, Куч говорил мне об этом. Для юного игрока, который рос в России в те годы, это нормальное явление. Поди найди другую команду, в которой играют пять русских хоккеистов, и она дважды подряд выигрывает Кубок Стэнли! Ни секунды не сомневаюсь, что они были очень популярны в России.
– Доводилось слышать о том, что Русская пятерка однажды организовала и оплатила для всей вашей команды ужин в русском ресторане. Как это было?
– Да мы всего пару недель назад с женой ходили на ужин с Игорем! А в те времена действительно такое было. Тот случай, о котором вы упоминаете, произошел весной 1997 года. Тот вечер в Лос-Анджелесе продолжался очень долго! После чего, по интересному совпадению, мы первый раз выиграли Кубок Стэнли.
Не знаю, всегда ли русские ужинают с таким размахом, но это был настоящий праздник. Мы все сели за один длинный стол, и количество еды в течение вечера было просто невероятным. И удовольствия – тоже. Мы быстро усвоили, как классно закусывать водку малосольными помидорами!
Очень хорошо помню тот вечер, потому что он был уникальным. Мы никогда не предпринимали всей командой чего-либо подобного до того. И впечатление у всех было колоссальное. Это было в марте, прямо перед плей-офф. И, говорю вам как капитан, тот вечер поднял дух у всех и каждого. Мы стали еще более едины, чем были до того.
2017 год. Стив АЙЗЕРМАН и Владимир КОНСТАНТИНОВ. Фото AFP
КОНСТАНТИНОВ СКАЗАЛ ТРАВМИРОВАННОМУ ФЕДОРОВУ: "НАДО ВЫХОДИТЬ И ИГРАТЬ!"
– Долгое время в НХЛ бытовало клише, что русские – это таланты для регулярки, но не бойцы для плей-офф. И "Детройту", когда он бил все рекорды в регулярном чемпионате, из-за этого сулили скверные перспективы в Кубке Стэнли. Скажите честно: вы были уверены, что это – неправда?
– У нас не было никаких сомнений в русских. А клише это возвращает нас к тем временам, когда это была чисто канадская лига. В 50-60-е годы появилось больше американских игроков. В 70-е в НХЛ поехали шведы, затем финны. И абсолютно обо всех, кроме канадцев, говорилось: да нет, со шведами Кубок Стэнли не выиграть. И так далее. Потом это коснулось и русских. Только время могло опровергнуть эти представления. Это был неизбежный период адаптации хоккеистов из разных европейских стран к НХЛ, а НХЛ – к ним.
Сейчас для европейцев все легче. Они уже давно и широко задействованы в хоккее Северной Америки, и когда приезжают молодые парни, им помогает опыт и авторитет их опытных соотечественников. Чем младше те, кто приезжает, тем легче им адаптироваться к маленьким коробкам. С другой стороны, и наша игра изменилась, стала более европейской с точки зрения акцента на технику, катание и комбинации.
И сейчас уже никто не говорит о том, что с представителями каких-то стран ты не выиграешь Кубок Стэнли. Эти идеи давно остались позади. Все осознали, что в лиге сейчас 31 команда, и все конкурируют за лучших хоккеистов мира. Они представляют разные страны, и клубы попросту не могут себе позволить выбирать, откуда им их брать, а откуда – нет. Упустить на драфте игрока, потому что он русский или финн, никто себе не позволит.
– В 97-м знаменитой стала история о том, как в шестом матче полуфинальной серии с "Колорадо" Сергею Федорову сломали несколько ребер, и вы в перерыве сказали ему, что команда нуждается в нем. После чего россиянин вернулся на лед и забил победный гол в серии. Что вы об этом помните?
– По-моему, я сказал ему только: "Как ты себя чувствуешь? Если можешь играть – выходи". Но совершенно не давил. Насколько помню, Владди, Игорь и Слава (Константинов, Ларионов и Фетисов. – Прим. И.Р.) были теми людьми, которые оказали больше влияния на его решение вернуться на лед. Они говорили ему: "Давай, пошли! Другого выбора нет!”
Сергей делал это не один раз, а несколько. И он был хоккеистом, который мог изменить ход игры в одиночку. У нас не было других игроков, которые одновременно были настолько техничными, большими и скоростными.
– Я слышал несколько версий той истории. Сам Федоров говорил мне, что ваша роль в его решении вернуться была большой. А еще якобы Константинов произнес: "Не делай то, что может подставить нас всех!"
– Это было давно… Повторяю, помню только то, что сам я просто поинтересовался, как Сергей себя чувствует и в состоянии ли вернуться на площадку. Я не видел, как Владди или Слава с ним разговаривали, и не знаю, что именно они ему говорили. Но мое впечатление было таким, что они ему сказали: "Не важно, как ты себя чувствуешь, надо выходить и играть" (смеется).
– Федоров был суперзвездой, но из-за обилия звезд в "Детройте" часто не имел звездного игрового времени, а некоторое время вообще провел в обороне. Полгода он не играл из-за контрактного спорта. Сложно ли временами вам было с ним общаться?
– Сергей был тихим и спокойным человеком. Мне кажется, пресса делала больше шума вокруг игрового времени Федорова, чем об этом думал он сам. Да, в некоторых командах лучшие нападающие играли по 22-23 минуты, но у нас не было ни одного форварда, который играл бы так много! У "Детройта" было четыре хороших звена, и они все играли помногу. Тот же Федоров выходил и в большинстве, и в меньшинстве, но в равных составах он вынужден был делить время со всеми остальными тройками.
В сезоне-93/94 Сергей выиграл "Харт Трофи", и с этого момента все обращали массу внимания на его игровое время. Когда "Детройт" играл, скажем, с "Питтсбургом", журналистов не интересовало, что это две команды с разными игровыми принципами – они сравнивали персональное время на льду Федорова с Яромиром Ягром. Но для нас это не было большим вопросом, и для него самого – тоже. Сергей был в отличной форме, его физические данные позволяли ему, возможно, проводить на льду и 30 минут. Но тренер верил в баланс и глубину состава, в то, что именно это позволит постоянно играть в быстрый хоккей и не снижать темп.
Я и сам это на себе прочувствовал. Мне бы, может, тоже хотелось играть по 22 минуты за матч, как и каждому игроку. Но понимал, что мы должны играть так, как хочет наш тренер. И в конце концов он оказался прав: с Боумэном "Ред Уингз" выиграли три Кубка Стэнли.
– Федоров был двусторонним игроком, а вас таковым, если я правильно понимаю, сделал как раз Боумэн – до него вы были заточены только на атаку.
– Когда я играл в юниорский хоккей, то не рассматривался как большой забивала. В "Питерборо" из юниорской лиги Онтарио, где я выступал до НХЛ, была достаточно консервативная система, и там меня много учили тому, как играть в своей зоне, – за что им, кстати, большое спасибо. По неизвестным причинам в "Детройте" с какого-то момента я начал много забивать, да и все мы стали командой с явным акцентом на атаку. Но в плей-офф у нас не получалось, потому что мы думали только о том, чтобы забить побольше.
А потом пришел Скотти. Мы по-прежнему хотели забивать. Но он настоял на том, что не менее важно выполнять обязанности на своей половине площадки. Не могу сказать, что это было очень сложно, мы получали от этого удовольствие. Но когда ты привык забивать по 50 голов за сезон, а тут вдруг у тебя оказывается 20, это тяжело для твоего эго. А когда еще повсюду слышишь и читаешь, что Айзерман больше не такой хороший игрок, как раньше – посмотрите, сколько он забил…
Но Скотти это не волновало. Он хотел одного – выигрывать. И мы в какой-то момент это осознали. К нам перешли и этой психологией прониклись люди, которые в других клубах были сосредоточены на снайперстве, – Брендан Шэнахэн, Люк Робитайл, Бретт Халл. Они быстро поняли: тут все происходит так! И вам не нужно волноваться за свою судьбу, если вы забиваете меньше, чем раньше, но команда выигрывает. Та же перемена произошла со мной, и теперь понимаю, что она сделала меня гораздо более сильным хоккеистом.
КУБОК ДЛЯ КОНСТАНТИНОВА
– С определенного момента Русская пятерка перестала выходить на лед вместе постоянно. У вас сохранилось в памяти, как Боумэн решил разбить ее?
– Опять же, Скотти не боялся что-то менять. Мы это наблюдали каждый день. Как бы хорошо ни играли те или иные звенья, он в них не упирался, а все время пробовал какие-то вещи. Благо, 82 матча в регулярном чемпионате позволяют это делать. Главной задачей для него было то, чтобы "Детройт" не стал предсказуемым для соперников. Поэтому сегодня Русская пятерка играла в полном составе, а завтра я выходил на краю с Ларионовым, а послезавтра тот же Игорь играл с Мартином Лапойнтом и Бренданом Шэнахэном, а Федорова перемещали к Даги Брауну. Я бы назвал это тренерским инстинктом: у игроков все время должна быть свежесть восприятия, а у Боумэна – возможность в нужный момент выпустить уже опробованное сочетание игроков.
– Что вы помните о том роковом дне, когда Константинов и массажист Сергей Мнацаканов разбились на лимузине? И как часто вы их видите теперь?
– Это один из самых грустных дней в моей жизни. Мы так долго ждали этой победы в Кубке Стэнли ("Детройт" не выигрывал трофей 42 года. – Прим. И.Р.), она была настолько важна для каждого из нас! Всю ту неделю мы были на вершине мира. Счастливее нас не было людей на всем белом свете. А потом этот звонок… Все, что было потом, мы воспринимали как что-то невозможное, сюрреалистичное. Какой-то жуткий шок. И тот Кубок Стэнли, который казался для нас центром Вселенной, в одну секунду потерял всякое значение. С тех пор прошло уже больше 20 лет, а помню все, как сегодня.
Когда бываю в Детройте, встречаю Владди на некоторых мероприятиях "Ред Уингз". Сергея Мнацаканова не видел уже достаточно давно. Это классный парень, настоящий принц, которого обожали все игроки и весь персонал. Периодически видимся и со Славой, и с Каззи, и с Сергеем. Чем старше мы становимся, тем реже удается встречаться – но тем большее удовольствие мы получаем от каждой такой встречи. Мы столько прошли за все эти годы! И стали по-настоящему близкими людьми, которые в трудный момент всегда друг за друга постоят.
– Вы как капитан после выигрыша второго подряд Кубка Стэнли в Вашингтоне дали Кубок Константинову, сидевшему в инвалидной коляске. Весь стадион аплодировал и плакал. Это было спонтанное или запланированное решение?
– Мы узнали днем перед игрой, что Владди будет на ней. Конечно, были сфокусированы на игре и, пока не победили, не думали ни о чем другом. Помню, вели 3:1, оставалось минут восемь до конца. Сидели на скамейке, и вдруг на трибунах начался какой-то особенный шум. Люди за нашей скамейкой встали. Мы начали оглядываться, пытаясь понять, что происходит – подрался что ли, кто-то? Но там были только болельщики "Детройта". И с ними сидел Владди, аплодируя нам. Тут мы осознали, что он действительно пришел на игру.
А после того, как мы выиграли Кубок, его вывезли на лед. Мне как капитану вручили трофей, после чего я повернулся и увидел Владди. С помощью Игоря и Славы отдал Кубок ему, и они повезли его по площадке.
ТО, ЧТО ФЕДОРОВ ПОТЕРЯЛ ВСЕ ЗАРАБОТАННЫЕ В НХЛ ДЕНЬГИ, – УРОК ДЛЯ КАЖДОГО ИЗ НАС
– Слышали о том, что Федоров потерял на неудачном бизнес-вложении все деньги, которые заработал в НХЛ?
– Слышал, хотя и не в курсе всех деталей. Очень грустная история. Сергей – хороший, доверчивый парень, который встретил на своем пути неправильного человека. Это урок для каждого из нас. Нужно быть очень осторожным. Но, как я вижу, у него все складывается хорошо в послеигровой карьере. Рад, что он остался в хоккее. Мы встречаемся раз или два в год, и Федоров производит впечатление счастливого человека.
– Фетисов здорово начал тренерскую карьеру, выиграв вместе с Ларри Робинсоном Кубок Стэнли в "Нью-Джерси". Вас не удивило, что он уехал в Россию на должность министра спорта? Не были в те времена в его московском офисе?
– Меня это не удивило. Слава – умный парень. Очень разносторонний, с массой интересов за пределами хоккея. Он был одним из первых парней, которые приехали в НХЛ из Советского Союза, и я всегда понимал, что он очень гордый русский – как и Игорь. Но они очень хотели уехать из СССР, чтобы попробовать в своей жизни и карьере что-то новое. Нет, в его министерском офисе мне быть не доводилось, но когда я приезжал в Москву на прощальный матч Ларионова, мы встречались. И я видел, как вокруг него крутились люди, помогавшие ему в работе.
Фетисов – по-настоящему большой и хороший хоккейный человек. Тем не менее не удивлен, что он ушел от хоккея несколько в сторону, поскольку ему всегда было многое интересно, в том числе политический мир. Большинство из нас жило только хоккеем – но не он.
– Вам он казался перспективным тренером?
– Поскольку я играл в "Детройте", а это была другая конференция, то не имел возможности внимательно наблюдать за его тренерской работой. Но когда мы играли в "Ред Уингз", у нас было много собраний – и до игры, и между периодами. Фетисов был лидером по натуре – и на них также проявлял себя таковым. Сильный, уверенный в себе, способный разбудить других. На этих собраниях он делал очень толковые подсказки – кому где в каких эпизодах следует быть. Поэтому его приход в тренерскую профессию не мог удивлять. Он был умным игроком и должен был стать хорошим тренером.
НА ВТОРОЙ ДЕНЬ ДАЦЮКА В "ДЕТРОЙТЕ" УЖЕ ПОНИМАЛ, КАКОЙ ЭТО ТАЛАНТ
– Ларионов – человек яркий и масштабный по уровню своего мышления. Вам не кажется, что он заслуживает более весомой роли в хоккее, чем та, что у него на сегодня есть?
– По сей день очень легко могу представить, что он станет тренером. Играл с ним и видел, насколько он умный хоккеист и мыслящая личность. Когда мы с Игорем были вместе в "Детройте", я ожидал, что однажды он придет в тренерскую профессию. И считаю, что он, если решит пойти по этому пути, по-прежнему может в ней преуспеть.
– А вы сами, играя, видели себя генеральным менеджером одного из топ-клубов НХЛ и сборной Канады?
– Менеджмент меня интересовал очень давно, еще с игровых времен. И я всегда старался наблюдать за процессом строительства и развития клубов, причем не только в хоккее, а во многих игровых видах спорта. И чем старше я становился, тем больше укреплялся в мысли: это именно то, чем хочу заниматься. К концу карьеры игрока оформилась и цель: выстроить клуб, который выиграет Кубок Стэнли.
После того, как закончил играть, провел четыре года рядом с Кеном Холландом, Скотти Боумэном, Майком Бэбкоком, наблюдая за всеми нюансами, которых не мог до конца знать, будучи хоккеистом. Впитывал, как выстраивать процесс скаутинга, драфта, нанимать тренеров – а главное, иметь глобальное видение, ради чего все это делается. Так постепенно и сформировались мои собственные взгляды, которые реализовывал в сборной Канады на Олимпиадах в Ванкувере и Сочи, а сейчас делаю то же самое в "Тампе".
– Учились ли в каком-то университете на менеджера?
– Нет. Когда я закончил школу, сразу пошел играть в "Детройт", где выступал до 40 лет. Возможности получить классическое образование не было. Все познаю на практическом опыте.
– Когда вам уже было далеко за 30, в "Ред Уингз" пришел молодой россиянин Павел Дацюк. Могли ли представить себе, что имеете дело с одним из будущих ста лучших игроков в истории лиги?
– Скорее да. Когда Павел первый раз приехал в тренинг-кемп, я никогда не видел его в деле, но ассистент генерального менеджера Джим Нилл сказал: "Обратите внимание на этого парня. Он очень-очень хорош". По-моему, он пропустил день или два тренировочного лагеря из-за гриппа. Первый день на льду он был о'кей. А второй – уже wow! Мы обнаружили, что он может выделывать с шайбой такие штуки, которых не видели прежде никогда. Так что со второго дня Дацюка в "Ред Уингз" я не удивлялся уже ничему.
– Дацюк составил в списке 100 лучших хоккеистов НХЛ в истории компанию Федорову, Буре и Овечкину. По-вашему, еще кто-то из россиян заслуживал туда попасть? У нас все в этом контексте говорят о Малкине.
– И Малкин мог бы там быть, и еще много хоккеистов из разных стран. Если бы те же Крутов с Макаровым приехали в НХЛ в гораздо более раннем возрасте, они бы там тоже наверняка оказались. И Хомутов с Быковым, которые были для меня особенными игроками, хотя до Северной Америки так и не доехали. Помню и хоккеистов из более далекого прошлого, поколения Харламова. Это мои первые воспоминания о хоккее – Бобби Орр, команды Суперсерии-72…
– Где вы были, когда Пол Хендерсон забил победный гол в восьмом матче?
– Мне было семь, и я не помню четко, где был. Скорее всего, в школе. Намного лучше отложилась в памяти Суперсерия-74, где против советской сборной играли хоккеисты ВХА.
– Много ли раз вы были в России, и какая поездка отложилась в памяти больше всего?
– В 1983 году приезжал в Ленинград на свой первый МЧМ. Очень волнительные воспоминания – ведь для меня это был первый международный турнир. И в Европе до того мне бывать не доводилось. Мне чрезвычайно понравился город, мы ходили во множество прекрасных музеев. А с советской командой тогда тягаться было сложно, она обыграла нас, кажется, 8:2. Мне было 17 лет, и я никогда не видел такого хоккея. По-моему, сборная СССР тот чемпионат и выиграла. В 2007 году я приезжал в Москву уже в роли генерального менеджера сборной Канады, и это тоже был классный опыт. Как и незабываемый прощальный матч Ларионова, и, конечно, потрясающая Олимпиада в Сочи. Надеюсь, много интересных поездок еще впереди.
Тампа – Москва
